...И лета пройдёт запал, лето проскачет, Только для тех, кто ждал, будет иначе: Отсветы на стене, белая скатерть, Птичья стая в окне, крылья в закате...
...Ты принадлежишь мне, я сделал тебя своей, и ни в одной сказке нет женщины, за которую сражались бы дольше и отчаяннее, чем я сражался за тебя с самим собой. Так было с самого начала, так повторялось снова и снова, и так, видно, будет всегда…
Мы же с севера. Им пропитаны до костей. Рождены на ладони вечной стальной зимы. Мы отличны от всех, и в сто раз мы других сильней. Защищаем своё, ничего не беря взаймы.
Пилигримы, чей дом бесконечная степь снегов. Мы привыкли сражаться, привыкли держать мечи. Защищать свою честь мы учились у праотцов, У волков учились стоять до последней черты.
Раскалённым железом прижгли слишком много ран, Вместе с плотью по каплям сжигая животный страх. Не страшит нас ни смерть, ни боль. В нас один изъян — Тот, что бьётся под рёбрами, отдаёт в висках.
Наше сердце живое, как горный весной ручей, Победивший в апреле тюрьму - разломавший лёд. Это слабость и сила, что делает нас смелей, За того, кого любит, каждый из нас умрёт.
Это как в детстве: кто-то тебя оставил, сдал на хранение бабушке, как в спецхран, и ты гадаешь, сколько здесь будет правил и до какого ты ей под стражу сдан. Вечер - для страха, скажут "спокойной ночи", двери закроют, выключат верхний свет... Отблески улиц станут на шаг короче, тьма проберётся к самой твоей голове. Хочется плакать, вроде бы - несолидно, жмурить глаза страшнее, чем видеть тьму. Где-то шуршание, и ничего не видно...
Боже, как страшно бояться всего одному.
Так и случится: будешь один бояться необратимо и намертво повзрослеть...Так и случится: будешь один бояться необратимо и намертво повзрослеть. Траты научат тебя никому не клясться. Память научит тебя ни о чём не жалеть. Тьма перестанет вставать к твоему изголовью, ты с ней подружишься, будешь почти на "ты", ты перестанешь город свой звать любовью, просто разлюбишь улицы и мосты. Только проснёшься ночью, когда весь город, вымерзший, словно древний и дикий зверь, будет хрипеть у двери в твоём коридоре. Тут и захочется взять и захлопнуть дверь.
Где по сюжету обещаны хэппи-энды, там не бывает ни страха, ни тёмных дней, и ни в какой не может быть киноленте, чтобы герои были на самом дне, чтобы умели плакать вообще без грима, чтобы умели вовремя замолчать. Только твоё здесь точно неповторимо. Всё остальное желательно выключать.
Если однажды кто-то уйдёт, оставит, не объяснившись, выключив весь твой свет, будет казаться, что небо тебя раздавит - а небо прижмётся к глупой твоей голове. Вздрогнешь и вспомнишь, что всё уже это было, были другими все правила и "нельзя".
Просто с тобой уже это происходило: кто-то уехал тогда и тебя не взял.
"деточка, эй, послушай, шла бы ты милая плакать навзрыд домой". Это бывает сложно и не под силу: ты не узнаешь, будет ли Бог с тобой, в этот момент ты в стоптанных мокасинах медленно топаешь рядом с двойной сплошной. Хочется глаз, чтобы глянули прямо в душу, поняли, остудили, вступили в бой. Справа сигналят "деточка, эй, послушай, шла бы ты милая плакать навзрыд домой".
Разве ты слышишь - громко сигналят рядом, мелко смеются, хрипло кричат "уйди". Так ведь бывает - мир обернулся адом, ты замираешь - милая, не смотри. Около пропасти сложно идти по краю, ты норовишь завалиться на правый бок. Если в подрЁберье что-либо умирает, то тяжелеет. Он ведь тебя берёг,
он подставлял ладони и даже плечи, ждал и поддерживал. Он без тебя не спал, даже не жил. Он же тебя калечил, он же тебя, милая, распинал. Ты у обочины жалко трясёшься, мнёшься - видно флюиды паники за версту. он здесь тебя оставил. а ты убьёшься, ты опоздала с этим своим "люблю".
Это - как выпить яд до последней капли, чтобы, как водится, сгинуть да без следа. Как наступить на седьмые по счёту грабли - вместо стрихнина в чашке была вода. Это как броситься вниз головою с крыши, плюнув в лицо персональной своей Персе. И замереть от обиды (ты пульс свой слышишь?) - вместо асфальта ты угодишь в бассейн.
Их где-то на небе точно создали парой, подогнали друг к другу, как винтики в механизме, им дали одну палатку, одну гитару и отпустили вместе идти по жизни. А жизнь их била, роняла в огонь и в воду и, наконец, расколола и растеряла, небесный мастер потрогал седую бороду, собрал детали и всё запустил сначала...
Ты пьёшь холодную кока-колу, пуская трубочкой пузыри. А завтра снова переться в школу. Ещё уроки часа на три. Мешок одежды на физкультуру, - и старшеклассницы в стиле "ню"... Ты, в общем, любишь литературу. Литературу, не болтовню.
Садиться снова за эту парту - как будто чайка на провода. И если всё нанести на карту, то ты на ней - иногда вода. Тебя немного, на небе тучи, кругом пустыня и мудаки. Теки. Стихи наизусть заучивай. Всё переменится. Дотеки.
Ты знаешь, я побывал воронами всех цветов и любых эпох, бывал на тронах и перед тронами, и как-то выжил, и не подох. И трое сила, и даже двое, пойми, что главное - не кровать. Один и в поле, наверно, воин, - но за кого ему воевать?
Ищи второго. Ищи вторую. Ищи - как первого. Будет срок. Единорог - это даже в сбруе уже свободный единорог.
Ещё подумай, кому ты веришь. Во что, и, главное, почему. Кого спасаешь, кого подстрелишь, кому суму, а кому тюрьму.
Иди. Туда, где горит надежда. пусть очерняет тебя молва, перебирая твою одежду, и поведение, и слова, тебя третируя до порога, пытаясь переиначить суть, но важного не бывает много: