Who born in Hell, will burn in Hell...
Люциус Хитрая Рожа, добро пожаловать **
какой у вас интересный ник хD
какой у вас интересный ник хD
суббота, 19 октября 2013
Who born in Hell, will burn in Hell...
В старой шумной таверне он молча сидит у окна,
В грубых руках ещё теплится тонкая сигарета.
В его сердце с юных лет возведена глухая стена,
Строго оберегающая все городские секреты.
Он каждый день говорит, что на небе никого нет,
И украдкой крестится в темноте пустой квартиры.
Включая лампу, косится на запылённый кларнет,
Издающий скрипучие и хрипящие звуки Лиры.
Он надевает в дождь длинный, потёртый плащ...
В грубых руках ещё теплится тонкая сигарета.
В его сердце с юных лет возведена глухая стена,
Строго оберегающая все городские секреты.
Он каждый день говорит, что на небе никого нет,
И украдкой крестится в темноте пустой квартиры.
Включая лампу, косится на запылённый кларнет,
Издающий скрипучие и хрипящие звуки Лиры.
Он надевает в дождь длинный, потёртый плащ...
Who born in Hell, will burn in Hell...
ты не поверишь, герда, но я видел лёд
алый от крови, пропитанный ей насквозь,
и королеву из вьюжного снега, а подле неё
сидел её верный пёс.
ты только представь себе, герда, как хороша
та королева...словами не описать.
герда, мне кажется, поздно что-то решать,
я всё решил сам.
я её видел, милая герда, один только раз...
пятница, 18 октября 2013
Who born in Hell, will burn in Hell...
Тише, тише, смотри, моя милая, я же здесь,
Не дрожи, не цепляйся холодными пальцами за мою шерсть.
Эти серые тени за нами, всего лишь ночной туман,
Месяц жёлтой рукой собирает звёзды в карман.
Старый ворон, молчи, не предсказывай злую беду,
Ты всё знаешь, родная, - я никуда не уйду.
Я же верный тебе, до последнего вздоха пёс,
Позабудь всю ту чушь, что старик про проклятие нес.
Его жалкая вера слепа, и слепы его глаза,
Наши судьбы сплелись в одну, нет дороги назад.
Что за вздохи слетают с твоих побелевших губ?
Тебе холодно, милая? - как же я глух и глуп!
Потерпи, нам осталось недолго, еще чуть-чуть,
Там, за леса грядой, я позволю тебе отдохнуть.
Тёмный лес рвано дышит и пахнет грозой,
По болотам шагает леший, худой и босой.
Две наяды танцуют над гладью прозрачной воды,
На промокшей земле проступают волчьи следы.
Дождь хохочет, наотмашь бьёт по щекам,
Ты же знаешь, что я никому тебя не отдам.
Воет ветер, бросая камни в небесную твердь,
Не смотри, что в моих глазах отражается смерть.
Тише, тише, родная, я чую церковный воск
©
Не дрожи, не цепляйся холодными пальцами за мою шерсть.
Эти серые тени за нами, всего лишь ночной туман,
Месяц жёлтой рукой собирает звёзды в карман.
Старый ворон, молчи, не предсказывай злую беду,
Ты всё знаешь, родная, - я никуда не уйду.
Я же верный тебе, до последнего вздоха пёс,
Позабудь всю ту чушь, что старик про проклятие нес.
Его жалкая вера слепа, и слепы его глаза,
Наши судьбы сплелись в одну, нет дороги назад.
Что за вздохи слетают с твоих побелевших губ?
Тебе холодно, милая? - как же я глух и глуп!
Потерпи, нам осталось недолго, еще чуть-чуть,
Там, за леса грядой, я позволю тебе отдохнуть.
Тёмный лес рвано дышит и пахнет грозой,
По болотам шагает леший, худой и босой.
Две наяды танцуют над гладью прозрачной воды,
На промокшей земле проступают волчьи следы.
Дождь хохочет, наотмашь бьёт по щекам,
Ты же знаешь, что я никому тебя не отдам.
Воет ветер, бросая камни в небесную твердь,
Не смотри, что в моих глазах отражается смерть.
Тише, тише, родная, я чую церковный воск
©
Who born in Hell, will burn in Hell...
Ты не плохой, ты мне просто, увы, не подходишь.
Ты мне не снишься, не грезишься, будем честны.
Знаю, что быть одинокой сегодня не в моде,
Но не могу отогнать беспокойные сны.
Тот, кого жду, - у того жар войны за плечами...
Не предскажу, кто на пальцы нанижет мне кольца,
Чьим повеленьем запустится пляска планет...
Ты за меня, право слово, уж не беспокойся.
Ты не плохой, ты мне просто бесхитростно не.
©
четверг, 17 октября 2013
Who born in Hell, will burn in Hell...
«Несчастная Герда… Одна…Как всегда одна.
Послушай меня, я ведь твой ненаглядный Кай.
Моя королева… она словно снег бледна.
Ну что же ты плачешь как дурочка? Привыкай!
Когда я ушёл, дом мой стал ледяным дворцом
Я складывал вечность из грёз, что плела не ты…»
Снежинки вонзались, калеча твоё лицо,
И я упивался ничтожеством сей красоты
«Она мне подарит весь мир, а ещё коньки…»
За спичками лезешь в карман… «Я сказал – не смей!
Вот что бы ты выбрала лес или, так, пеньки?
Я выбрал. И я остаюсь не с тобой, а с ней
Несчастная Герда… Тебе не дано понять….
Училась бы лучше у роз выпускать шипы»
А ты всё стояла и молча смотрела в меня
И вдруг раскололась на искорки льда и пыль
©
Послушай меня, я ведь твой ненаглядный Кай.
Моя королева… она словно снег бледна.
Ну что же ты плачешь как дурочка? Привыкай!
Когда я ушёл, дом мой стал ледяным дворцом
Я складывал вечность из грёз, что плела не ты…»
Снежинки вонзались, калеча твоё лицо,
И я упивался ничтожеством сей красоты
«Она мне подарит весь мир, а ещё коньки…»
За спичками лезешь в карман… «Я сказал – не смей!
Вот что бы ты выбрала лес или, так, пеньки?
Я выбрал. И я остаюсь не с тобой, а с ней
Несчастная Герда… Тебе не дано понять….
Училась бы лучше у роз выпускать шипы»
А ты всё стояла и молча смотрела в меня
И вдруг раскололась на искорки льда и пыль
©
вторник, 15 октября 2013
Who born in Hell, will burn in Hell...
Белоснежка в хрустальной висит петле.
Ой простите - в хрустальном лежит гробу.
Дикие тени в мачехином кричат котле,
Чёрные когти по стенкам его скребут.
Волосы гладкие лун отражают свет,
Мягко струятся ровной прямой волной.
Принц наклоняется - запечатлён объект,
Тихо программа шепчет - "встань и иди со мной".
Принц запускает скан, удивлённо вздымает бровь:
Целостность тела нарушена? Нет, ничем.
Мраморность скул не оскверняет кровь.
Губы застыли в улыбки параличе.
Принц осторожно железным стучит ногтём
В белый висок, в её тайный укромный схрон.
Что-то толкает нырнуть его в глаз её водоём,
Только глаза закрыты со всех сторон.
Тёмные тучи сменяют слепящий день.
Принц свои губы стёр об её гранит.
Кто-то его пинает, маленький словно пень,
И говорит - не трогай.
Она не спит.
©
Ой простите - в хрустальном лежит гробу.
Дикие тени в мачехином кричат котле,
Чёрные когти по стенкам его скребут.
Волосы гладкие лун отражают свет,
Мягко струятся ровной прямой волной.
Принц наклоняется - запечатлён объект,
Тихо программа шепчет - "встань и иди со мной".
Принц запускает скан, удивлённо вздымает бровь:
Целостность тела нарушена? Нет, ничем.
Мраморность скул не оскверняет кровь.
Губы застыли в улыбки параличе.
Принц осторожно железным стучит ногтём
В белый висок, в её тайный укромный схрон.
Что-то толкает нырнуть его в глаз её водоём,
Только глаза закрыты со всех сторон.
Тёмные тучи сменяют слепящий день.
Принц свои губы стёр об её гранит.
Кто-то его пинает, маленький словно пень,
И говорит - не трогай.
Она не спит.
©
Who born in Hell, will burn in Hell...
...Братец лис, как у вас в лесу? Полагаю, холодно, ведь суров ноябрь у нас, на краю земель: изучает нас с пристрастием энтомолога, кто же первым на рифы сядет, влетит на мель, первым сдастся, упадёт, и, кровищей кашляя, проклинать станет Бога, небо и всех друзей?.. Ты ещё бежишь. Ты бесстрашней и бесшабашнее, ты - не то что я: неудачница, ротозей. Лопоухий, бестолковый Иван нецарского, бесполезного роду-племени, дурачок... Не спастись от самих себя, от огня дикарского, что растёт в груди, отчаянно, горячо. Не спастись. Облава крепнет, куда нам пятиться? Я ещё с тобой, не вечно - на смертный час.
...А в других мирах - цветочки, духи и платьица, плавны линии шеи, лёгок изгиб плеча, звонок смех, и жизнь прекрасна, свежа и прянична. Под обстрелом её не вспомнишь - так далека. Мы промокли в грязи, в снегу, и глядим горячечно, не оставив сил для взгляда, души, рывка.
Братец лис, ты всё так же рыж, как в момент прощания? Мы не виделись, жалко, пару тоскливых лун. Мои лапы стали длиннее, и злей рычание, но как люди придут - то, оскалясь, сижу в углу. Я же знаю, что с нами сделают, чем расплатятся, коль увидят, что ты готов ради них убить... Я же - пламя-и-меч, за левым плечом соратница, и меня хранит обережная твоя нить.
Нас кормили в детстве радугой с ложки, сказками, что стянули нам гортани больней петли. Но пока ты гулял по лесу, меня натаскивали.
Натаскали меня на рыжих, мой братец лис.
...А вокруг стреляют с криком. Стоим на осыпи. Небеса никогда не бывали вот так близки. Вряд ли выжить в породе этаким левым особям - никому не нужен твой воеводный скилл: неумна, храбра до глупости да запальчива, что лукаво обещает, а лжёт всерьёз...
Без постскриптума, без прощаний. Пора заканчивать.
Навсегда твоя,
Сестричка легавый пёс.
©
...А в других мирах - цветочки, духи и платьица, плавны линии шеи, лёгок изгиб плеча, звонок смех, и жизнь прекрасна, свежа и прянична. Под обстрелом её не вспомнишь - так далека. Мы промокли в грязи, в снегу, и глядим горячечно, не оставив сил для взгляда, души, рывка.
Братец лис, ты всё так же рыж, как в момент прощания? Мы не виделись, жалко, пару тоскливых лун. Мои лапы стали длиннее, и злей рычание, но как люди придут - то, оскалясь, сижу в углу. Я же знаю, что с нами сделают, чем расплатятся, коль увидят, что ты готов ради них убить... Я же - пламя-и-меч, за левым плечом соратница, и меня хранит обережная твоя нить.
Нас кормили в детстве радугой с ложки, сказками, что стянули нам гортани больней петли. Но пока ты гулял по лесу, меня натаскивали.
Натаскали меня на рыжих, мой братец лис.
...А вокруг стреляют с криком. Стоим на осыпи. Небеса никогда не бывали вот так близки. Вряд ли выжить в породе этаким левым особям - никому не нужен твой воеводный скилл: неумна, храбра до глупости да запальчива, что лукаво обещает, а лжёт всерьёз...
Без постскриптума, без прощаний. Пора заканчивать.
Навсегда твоя,
Сестричка легавый пёс.
©
Who born in Hell, will burn in Hell...
_Road_, добро пожаловать ✿
Who born in Hell, will burn in Hell...
Остановись - за миг до перекрёстка, выдохни, досчитай до ста,
Я тебе расскажу, как стекало алым с Его креста,
Как перед рассветом ложились мазки на края холста, как вскипало в жилах,
Я расскажу обо всём, если оба мы будем живы.
Смерть подступает ко мне неслышно, и точно возьмёт своё,
Всё, что тебе говорили об этом до - враньё,
Слышно, как она дышит в затылок и как поёт, подбираясь ближе,
и, иногда, ночами,- я её даже вижу.
У неё глаза серо-синие, лужицы-зеркала, как и море в шторм,
Она вся - совершенство, как слияние точных форм,
Приходила за Богом, а нынче пришла в мой дом, заглянула на мой маяк,
Ведь нашла меня как-то, я и не знаю, как.
Я - хранитель бессменный на маяке, освещающий путь слепец,
Я прожил безрассудно долго, но приходит всему конец,
Слушай мой рассказ и используй как образец, когда выйдет срок,
Я так скоро уйду, но когда - знает только Бог
Я утверждаю - нервы, усталость, межрёберный спазм, ничего не значит,
Если б я не был мною - то вспомнил бы об удаче.
Когда я, наконец, умру, только Бог обо мне заплачет, и в это я свято верю,
Мне остаётся сил на одну неделю.
Я для тебя - как случайный попутчик, как джокер в твоей колоде,
Эти сравнения для меня всегда остаются в моде.
Но мне пора идти, я теперь свободен, от меня не останется пустоты,
Ведь хранителем маяка остаёшься ты.
©
Я тебе расскажу, как стекало алым с Его креста,
Как перед рассветом ложились мазки на края холста, как вскипало в жилах,
Я расскажу обо всём, если оба мы будем живы.
Смерть подступает ко мне неслышно, и точно возьмёт своё,
Всё, что тебе говорили об этом до - враньё,
Слышно, как она дышит в затылок и как поёт, подбираясь ближе,
и, иногда, ночами,- я её даже вижу.
У неё глаза серо-синие, лужицы-зеркала, как и море в шторм,
Она вся - совершенство, как слияние точных форм,
Приходила за Богом, а нынче пришла в мой дом, заглянула на мой маяк,
Ведь нашла меня как-то, я и не знаю, как.
Я - хранитель бессменный на маяке, освещающий путь слепец,
Я прожил безрассудно долго, но приходит всему конец,
Слушай мой рассказ и используй как образец, когда выйдет срок,
Я так скоро уйду, но когда - знает только Бог
Я утверждаю - нервы, усталость, межрёберный спазм, ничего не значит,
Если б я не был мною - то вспомнил бы об удаче.
Когда я, наконец, умру, только Бог обо мне заплачет, и в это я свято верю,
Мне остаётся сил на одну неделю.
Я для тебя - как случайный попутчик, как джокер в твоей колоде,
Эти сравнения для меня всегда остаются в моде.
Но мне пора идти, я теперь свободен, от меня не останется пустоты,
Ведь хранителем маяка остаёшься ты.
©
Who born in Hell, will burn in Hell...
Ворон сидит на плече и клюёт сухарь.
Ноги немеют у мальчика на снегу.
Он улыбается небу. Вокруг январь.
Солнце безудержно ярко в лесном кругу.
Снег золотится, и блики уходят ввысь.
Руки протянуты за окоём земли.
Он улыбается, гладит большую рысь.
Волчьи глаза разгораются изнутри.
Он нарушает играючи ваш закон,
Шествуя только своим неземным путём.
С неба ныряет в сугробы шальной дракон -
Против течения легче грести вдвоём.
Этой истории сотни и сотни лет...
Who born in Hell, will burn in Hell...
сидя на остановке промозглым вечером
думаешь: ну же, боги, как это лечится?
утром ты вдруг себя почувствовал меченым:
время вползло под кожу и чуть отсвечивать
начали пальцы при каждом твоём движении.
щёлкает пульс, а ты не засёк вторжения.
сидя на остановке, ты в каждой женщине
видишь по норне. мутное отражение
в пластиковом окне - постоянство памяти.
время в тебя втекает и в лужи капает,
время сочится мимо тебя и сквозь.
сомкнуты губы вместе, а мысли врозь.
время не враг, а нож в руках сумасшедшего,
чек миллионный в ловких руках мошенника:
пойман, истерзан, истрёпан, измят, убит.
время внутри тебя, и тебя знобит.
и не спасают злоба и анальгетики,
боги твои давно ничего не делают,
боги на этот вирус не тратят маны.
хочешь - попробуй выпутаться обманом:
тихо закрой глаза, делай вдохи чаще.
вон из себя. и больше не возвращайся.
©
думаешь: ну же, боги, как это лечится?
утром ты вдруг себя почувствовал меченым:
время вползло под кожу и чуть отсвечивать
начали пальцы при каждом твоём движении.
щёлкает пульс, а ты не засёк вторжения.
сидя на остановке, ты в каждой женщине
видишь по норне. мутное отражение
в пластиковом окне - постоянство памяти.
время в тебя втекает и в лужи капает,
время сочится мимо тебя и сквозь.
сомкнуты губы вместе, а мысли врозь.
время не враг, а нож в руках сумасшедшего,
чек миллионный в ловких руках мошенника:
пойман, истерзан, истрёпан, измят, убит.
время внутри тебя, и тебя знобит.
и не спасают злоба и анальгетики,
боги твои давно ничего не делают,
боги на этот вирус не тратят маны.
хочешь - попробуй выпутаться обманом:
тихо закрой глаза, делай вдохи чаще.
вон из себя. и больше не возвращайся.
©
понедельник, 14 октября 2013
Who born in Hell, will burn in Hell...
...У таких, как я, у таких, как ты, – ледяная кровь.
Не вино течёт – серебро и сталь колдовских дорог.
Эта жизнь – конец. Эта жизнь – тупик, затхлый запах стен,
Окружающих нас, танцующих-в-пустоте.
Не ходи за мной. Приходи за мной. Слишком много слов
И чужих стихов. Уходи со мной, чернокрылый бог.
Уходи со мной по осенним снам сквозь седой туман
В мой октябрь хмельной заплетать судьбу, целовать обман.
Уходи за мной. Я – твоя. Ты – мой. Я – звезда. Ты – смерть.
Больше нет других. Только я и ты. Серебро и медь.
Только нам – звучать. Только нам – любить, превращаясь в миф.
Чернокрылый мой. Златовласый мой. Слишком краток миг.
Уходи со мной навсегда, навек. Не смотри назад.
Сожаленье – грех. Возвращенье – грех. И не прячь глаза.
Уходи за мной. Я – твоя. Ты – мой. Путь всегда один
На двоих. Идём, мой отец и брат, мой супруг и сын.
©
Не вино течёт – серебро и сталь колдовских дорог.
Эта жизнь – конец. Эта жизнь – тупик, затхлый запах стен,
Окружающих нас, танцующих-в-пустоте.
Не ходи за мной. Приходи за мной. Слишком много слов
И чужих стихов. Уходи со мной, чернокрылый бог.
Уходи со мной по осенним снам сквозь седой туман
В мой октябрь хмельной заплетать судьбу, целовать обман.
Уходи за мной. Я – твоя. Ты – мой. Я – звезда. Ты – смерть.
Больше нет других. Только я и ты. Серебро и медь.
Только нам – звучать. Только нам – любить, превращаясь в миф.
Чернокрылый мой. Златовласый мой. Слишком краток миг.
Уходи со мной навсегда, навек. Не смотри назад.
Сожаленье – грех. Возвращенье – грех. И не прячь глаза.
Уходи за мной. Я – твоя. Ты – мой. Путь всегда один
На двоих. Идём, мой отец и брат, мой супруг и сын.
©
Who born in Hell, will burn in Hell...
Будет всё, будет правильно и хорошо-
Через край бьёт стихия, возьми же меня или брось,
Вспышки пламени тело и душу пронзают насквозь,
Я хочу, чтоб сегодня со мною до грани дошёл.
Удушающий вихрь абсента срывает покров,
Пахнут ладаном губы -запрета естественный запах,
То ли ты, инквизитор, попал в мои хищные лапы,
То ли я, глупый зверь, в твой капкан шла покорно, без слов.
Может буря утихнет - останется выжженый след,
Испещряя узорами прошлого дерево судеб..
Я молчу, улыбаясь доверчиво:" будет как будет",
И в спокойно горящем огне наступает рассвет.
Who born in Hell, will burn in Hell...
Я стою за твоим плечом - уже тысячу лет подряд,
Из серебряных чаш с вином выпиваю смертельный яд,
Я - твой вещий хрустальный сон по дороге в страну чудес.
Я остался с тобой - как щит, и тебя сохраняю здесь.
Я обрывки легенд пишу для тебя на стекле машин,
И жалею, что не могу за тебя ничего решить.
Я иду по твоим следам - каждый шаг твоего пути,
И однажды, в конце времён, когда будут тебя судить,
Я смогу, я сумею встать - как всегда, за твоим плечом,
И, как раньше, любую ложь отведу от тебя мечом.
И, как раньше, в твоих глазах будет ярко пылать огонь,
Саламандр - дитя его - ляжет ласково на ладонь,
Точно сокол, к тебе слетит Птица Феникс с небесных врат...
А я буду тебя хранить. Снова - тысячу лет подряд.
©
Из серебряных чаш с вином выпиваю смертельный яд,
Я - твой вещий хрустальный сон по дороге в страну чудес.
Я остался с тобой - как щит, и тебя сохраняю здесь.
Я обрывки легенд пишу для тебя на стекле машин,
И жалею, что не могу за тебя ничего решить.
Я иду по твоим следам - каждый шаг твоего пути,
И однажды, в конце времён, когда будут тебя судить,
Я смогу, я сумею встать - как всегда, за твоим плечом,
И, как раньше, любую ложь отведу от тебя мечом.
И, как раньше, в твоих глазах будет ярко пылать огонь,
Саламандр - дитя его - ляжет ласково на ладонь,
Точно сокол, к тебе слетит Птица Феникс с небесных врат...
А я буду тебя хранить. Снова - тысячу лет подряд.
©
воскресенье, 13 октября 2013
Who born in Hell, will burn in Hell...
У короля несчастье, над королевством висит беда - жуткий дракон по зиме ворвался в его пределы. Рвётся к мечу король, воина сердце не переделать, да только вот старость не победить ему уже никогда. Вход во дворец усыпали ржавые пики и кости, мёртвые вороны жжёными тряпками свесились с балюстрад, в траурный пепел наряжен дворцовый сад.
Плачет король и бессильно ломает трости.
Храбрые рыцари вымерли, те, что умней - ушли из родных земель, латы гремящие не запятнав победой - молод дракон и безумен - и оттого ему ему страх неведом, и оттого ему кровь людей как горячий пьянящий хмель.
Дочь короля лепит куклу - горячий воск пальцы кусает...
Треснувший мрамор скрипит под ногой тревожно. Сорвана крыша, сквозь балки мерцают звёзды - так одиноко, так безысходно, так безупречно поздно. Стёкол осколки примёрзли к прозрачной коже. Дочь короля кричит, проклиная своё бессилие - тронный разрушен зал, только трон на руинах высится каменным воплем к луны серповидной виселице.
Принцесса подходит и трон обнимает крыльями.
Плачет король и бессильно ломает трости.
Храбрые рыцари вымерли, те, что умней - ушли из родных земель, латы гремящие не запятнав победой - молод дракон и безумен - и оттого ему ему страх неведом, и оттого ему кровь людей как горячий пьянящий хмель.
Дочь короля лепит куклу - горячий воск пальцы кусает...
Треснувший мрамор скрипит под ногой тревожно. Сорвана крыша, сквозь балки мерцают звёзды - так одиноко, так безысходно, так безупречно поздно. Стёкол осколки примёрзли к прозрачной коже. Дочь короля кричит, проклиная своё бессилие - тронный разрушен зал, только трон на руинах высится каменным воплем к луны серповидной виселице.
Принцесса подходит и трон обнимает крыльями.
Who born in Hell, will burn in Hell...
А тебе всё никак не плачется, не кричится, не пьётся в хлам.
©
©
А тебе всё никак не плачется по бессмысленным пустякам, по конфетным и нежным мальчикам, по надёжным чужим рукам. Ты привыкла не беспокоиться, если рушится всё вокруг, только бледная, как покойница, на промозглом стоишь ветру, и обходят тебя прохожие, словно старый фонарный столб.
А тобою же столько прожито, что оставь оно след на коже, то шрамов было бы штук под сто. Ты, конечно же, очень сильная, чтобы жаловаться на жизнь. Так бывает: раз в небо синее крикнуть некому «ну, спаси меня!», и ты шепчешь себе «держись!».
Да, ты держишься основательно, впившись в улицы злым клещом. Только сил тебе, детка, хватит ли оплатить принесённый счёт? Да, ты сильная, да, ты гордая, только толку-то? – Полный ноль. Ты пустая костяшка города, будешь выпита и расколота, если нет за твоей спиной тех, кто ближе тебе, дороже и драгоценней тебя самой, словно вместе сто жизней прожили и одно на вас всех клеймо.
А пока за спиною пусто и только ветер в затылок бьёт, ты шагаешь вперёд без устали, дальше будут Самайн и Йоль, и Бельтейн, и цветы акации, если верх не возьмёт тоска.
Ты себе запрещаешь плакаться по бессмысленным пустякам.
Who born in Hell, will burn in Hell...
Ласточки бьются о небо - там в небе стекло.
Стены, границы, заборы которые люди
Строят когда им бывает совсем тяжело.
Ласточек эти преграды предательски губят.
Можешь не верить мне, просто ты помни и знай -
Люди как птицы подвластны законам природы.
Ведь каждый раз когда ты говоришь мне "прощай"
Ласточки бьются о небо и падают в воду.
суббота, 12 октября 2013
Who born in Hell, will burn in Hell...
Я почти не боюсь, потому что потом Зима,
А зимой ничего не болит - замерзает к чёрту.
Я держу тебя в памяти - это моя тюрьма.
Это смех через наспех залатанную аорту.
Это нежность ладони, врезающейся в стекло,
Разрывающее пространство на Мир и точку,
Удивленно глядящую: "Как меня занесло
В эту полную боли и слишком живую строчку?".
Я держу тебя в памяти - так создают Миры,
Так сбегают с небес окрыляемые бескрыльем.
Я смотрю мимо глаз, будто злой ветряной порыв
Слышал тех, кто создал меня маленькой и бессильной.
Но ты - свет. Я, почти не дыша, унимаю дрожь.
На бумажной ладони храня тебя будто пламя,
Я держу тебя в памяти (ты так давно живёшь,
Что мерцающий пепел как небо висит над нами)
Я стряхну со стекла его, но не коснусь руки,
Будто рыба, безмолвно, в наполненной пресной склянке,
Что поставили прямо на берег родной реки.
Я смотрю, как ссыхается пепел на каждой ранке
И держу тебя в памяти - этим пока жива.
Но меня за спиной обнимает слепая Вечность
И нашёптывает мне: "Родная, ты неправа,
Так сжигать себя - это чудовищная беспечность".
Я сожму её локоть горячей своей рукой
И скажу: "раз никто не укажет мне здесь дорогу...",
...И пока эта боль остаётся ещё со мной,
Я могу удержать тебя в памяти.
Слава Богу. ©
А зимой ничего не болит - замерзает к чёрту.
Я держу тебя в памяти - это моя тюрьма.
Это смех через наспех залатанную аорту.
Это нежность ладони, врезающейся в стекло,
Разрывающее пространство на Мир и точку,
Удивленно глядящую: "Как меня занесло
В эту полную боли и слишком живую строчку?".
Я держу тебя в памяти - так создают Миры,
Так сбегают с небес окрыляемые бескрыльем.
Я смотрю мимо глаз, будто злой ветряной порыв
Слышал тех, кто создал меня маленькой и бессильной.
Но ты - свет. Я, почти не дыша, унимаю дрожь.
На бумажной ладони храня тебя будто пламя,
Я держу тебя в памяти (ты так давно живёшь,
Что мерцающий пепел как небо висит над нами)
Я стряхну со стекла его, но не коснусь руки,
Будто рыба, безмолвно, в наполненной пресной склянке,
Что поставили прямо на берег родной реки.
Я смотрю, как ссыхается пепел на каждой ранке
И держу тебя в памяти - этим пока жива.
Но меня за спиной обнимает слепая Вечность
И нашёптывает мне: "Родная, ты неправа,
Так сжигать себя - это чудовищная беспечность".
Я сожму её локоть горячей своей рукой
И скажу: "раз никто не укажет мне здесь дорогу...",
...И пока эта боль остаётся ещё со мной,
Я могу удержать тебя в памяти.
Слава Богу. ©
Who born in Hell, will burn in Hell...
"Будь осторожна, - взрослые говорят, - знаешь сама, что несколько лет подряд, в нашем лесу пропадают бесследно люди. Ночью из дома не выходи зазря - мало ли кто таиться за дверью будет."
"Будь осторожна, - шепчет седая мать, - если исчезнешь, я же сойду с ума! Что тебя в лес несёт снова на ночь глядя?!" Ждут за порогом ветер, луна и тьма, я выхожу в пурпурном своём наряде.
Я выхожу в пустынный и тихий лес, ворон кричит мне "Не подходи! Не лезь!" Плащ мой цепляют сухие кривые ветки. Ветер в лицо, и пыль стоит до небес, в самой чащобе домик скрывая ветхий.
Помню по-прежнему самый короткий путь, где на стволах белеют следы от пуль, где слышнее становится каждый шорох. Бешено, бешено, бешено бьётся пульс, кажется монстром куст или листьев ворох.
Я прохожу, где не может другой пройти, Волки бегут и прячутся позади - ждут, когда же получат свои объедки. Я лелею зверя в своей груди, мясом кормлю, выпускаю его из клетки.
Зверь вырывается, смотрит на тёмный лес, люди не ходят больше в его земле, был тут охотник, опасен и подготовлен. Знаю одна, где спрятан его скелет.
На красном плаще абсолютно не видно крови.
©
"Будь осторожна, - шепчет седая мать, - если исчезнешь, я же сойду с ума! Что тебя в лес несёт снова на ночь глядя?!" Ждут за порогом ветер, луна и тьма, я выхожу в пурпурном своём наряде.
Я выхожу в пустынный и тихий лес, ворон кричит мне "Не подходи! Не лезь!" Плащ мой цепляют сухие кривые ветки. Ветер в лицо, и пыль стоит до небес, в самой чащобе домик скрывая ветхий.
Помню по-прежнему самый короткий путь, где на стволах белеют следы от пуль, где слышнее становится каждый шорох. Бешено, бешено, бешено бьётся пульс, кажется монстром куст или листьев ворох.
Я прохожу, где не может другой пройти, Волки бегут и прячутся позади - ждут, когда же получат свои объедки. Я лелею зверя в своей груди, мясом кормлю, выпускаю его из клетки.
Зверь вырывается, смотрит на тёмный лес, люди не ходят больше в его земле, был тут охотник, опасен и подготовлен. Знаю одна, где спрятан его скелет.
На красном плаще абсолютно не видно крови.
©