Как болит-то, Господи. Господи, как болит.
Он глядит, как какой-то парень с картин Дали, и мотор сердечный ломается, барахлит - приближается срок.
У него тяжёлый, решительный твёрдый шаг, у него все в мозолях руки и звон в ушах, у него под лопаткой шрам и в пыли душа
бесконечных дорог.
Я могу приходить только ночью, когда зовёт, лишь когда он свободу лютой тоске даёт. Я едва различаю имя в тиши своё, откликаюсь на звук.
Замерев в изголовье, касаюсь рукой щеки, зажимаю сознание в ласковые тиски, остужая одним касаньем ему виски, избавляя от мук.
Я смотрю на него уже битых сто тысяч лет, я ступаю - за вдохом - выдох, за следом - след, я - святая память, горячечный пьяный бред, воплощение сна.
Я целую его в морщинку между бровей, прикасаюсь к вискам, к взлохмаченной голове, он наутро встаёт бодрее и чуть живей, оттолкнувшись от дна.
Я бы рада вернуться, Господи, но никак. Лишь во сне прихожу проведать - и только так.
Я судьбу сменяла на ломаный грош-пятак, отвздыхав за двоих.
Так теперь и живём - мир сух и предельно прост, и ложатся года, как ленты, на лоб внахлёст.
И Господь-художник наносит на старый холст
завершающий штрих.
©