Догорают древесные смолы, шелка шуршат: до чего господарева чашница хороша, даже с этим изломом неправильных диких черт, что за скульптор тебя мне вылепил и зачем? Утыкаясь в твои ладони, я тих и зол, от широких запястий до шеи летит узор, и пластинки зрачков обтекает гречишный мёд — я смотрю на тебя, и клокочет в висках — «моё».
В рыхлой пригоршне сказок — далёкое колдовство, говоришь про глубины лазоревых южных вод, в них чудовища тянут на дно к себе корабли, лучше лги о чудовищах, не о своей любви. Обвивает нескладный твой стан терпкий сладкий дым, если кто-то меня и предаст, это будешь ты, остаётся до этого нам с тобой пара лет, и пока я, забывшись, дремлю у твоих колен.
©