меркнет лампочка в подъезде и не греет одеяло -
как сойдёт февраль-месяц белым зверем с перевала,
как он станет вехи ставить чёрным лесом вдоль дороги,
как он станет зубы скалить, замерзая в водостоке.
здравствуй, детка, я здесь, твоя чёрная кровь,
твоя мёртвая полночь, полярная жуть,
твой погашенный свет, твой обрушенный кров,
жди весны сколько можешь, а я погляжу,
как ты плачешь молитвы ночным фонарям,
как гадаешь рассвет по вчерашнему льду,
и найдут ли тебя, и спасут ли тебя,
если я среди ночи погреться приду.
в мягкой лапе - чёрный коготь, рвался в дом что было силы,
примороженный к порогу, как дурак, лизал перила,
грязным льдом язык обрезал и стучал ко всем соседям,
ждал холодного железа, свежей крови, красной меди.
страшный зверь, между нами: и выдаст, и съест.
но когда подморозит, гляди: со двора
дровосеки весны утекают в подъезд
расколачивать зиму да в три топора.
и площадку, где лифт, обойдя посолонь,
с батареей в обнимку сидят у окна,
разливают стаканами мутный огонь, -
чтобы в полночь пробила весна.
белый зверь к ним под дверь приползёт как живой,
прокрадётся тайком да свернётся клубком
станет ждать, кто сегодня напоит его
талым снегом из блюдца с голубым ободком.
©