Покоя не знает пройдоха Герман, покой для подобных ему — что смерть, но карта бывает ему неверной, в карманах кончается даже медь, и Герман имеет в запасе слово, волшебное слово, сиди-смотри, и вот он садится за столик снова и знает, что выпадет цифра «три». Он ездит домой на отличной тройке, и носит жилетку под пиджаком, он пишет девицам шальные строки, и почерк его всей Москве знаком. Он крестится трижды при виде церкви, он трижды плюёт, если тёмен кот, живёт в популярном районе, в центре, три комнаты, кухня и чёрный ход. Он сватался трижды — и три отказа, и карточный долг его кратен трём, и в шахматы в жизни играл три раза, и трижды дебют открывал конём. Он ставит на тройку фамильный перстень, квартиру, карету и три гроша, и ставка его составляет вместе всё то, чем владеет его душа.
Но проигрыш вдруг: отказала трёшка, теперь основательно, насовсем. А что ему, Герману, он как кошка, пусть жизней не девять, а только семь. Семь пядей во лбу, семь прядей под шапкой, семь футов под килтом, семь раз отрежь: семёрка стабильна, ясна, не шатка, её не сомнут ни подкоп, ни брешь. И Герман грехи совершает кряду, все семь, без задержек, легко, подряд, такие девицы лежат с ним рядом, что как бы пристроиться в этот ряд?.. Такие подносят ему закуски, что слюнки текут и глаза горят, он глушит спиртец, как нормальный русский и кушает мяско он, как бурят, он горд и завистлив, а как иначе? — без гордости нынче не проживёшь, семёрку червей в рукаве он прячет, пусть даже не шулера не похож. Семёрка в руках — это всё, что нужно, семёрка семёркой семёрку бьёт, с семёркой-то Герман не сядет в лужу, взойдёт на Олимп он — наоборот.
И вдруг прекращается час удачи...