Who born in Hell, will burn in Hell...
Время идёт. И Бог прощает долги
Всем, кто должен, и тем, кто в долг рискнул дать своё.
Чьи-то друзья. Они же - чьи-то враги,
Непримиримые, злые, склонны ко лжи и предательству.
Всякому мил не будешь, это суровый и древний закон,
Обласкав одного, другому покажешься чёрствым.
Платишь за радость и смех, а получаешь скуку немытых окон,
Хочешь, как лучше, выходит - как наплевать и чёрт с ним.
Шрам не в ладони, и не поперёк лица -
Он остаётся там, где его большинству не видно.
В каждом начале - неизбежно дыханье конца.
Это нормально.
Просто немножко обидно.
Вера. Она могла бы стать нерушимой стеной,
Защитить от потерь, от разлук, от промозглого холода боли.
Но она погибает первой. От стервы-пули шальной.
То, что остаётся - привычка всего лишь.
Да и та могла бы стать оплотом озябшей душе,
Поддержать, обогреть, успокоить, когда тревожно.
Пережить эту зиму, устоять на крутом вираже.
Но пальцы сами лезут в огонь. И бегство становится невозможно
©
Всем, кто должен, и тем, кто в долг рискнул дать своё.
Чьи-то друзья. Они же - чьи-то враги,
Непримиримые, злые, склонны ко лжи и предательству.
Всякому мил не будешь, это суровый и древний закон,
Обласкав одного, другому покажешься чёрствым.
Платишь за радость и смех, а получаешь скуку немытых окон,
Хочешь, как лучше, выходит - как наплевать и чёрт с ним.
Шрам не в ладони, и не поперёк лица -
Он остаётся там, где его большинству не видно.
В каждом начале - неизбежно дыханье конца.
Это нормально.
Просто немножко обидно.
Вера. Она могла бы стать нерушимой стеной,
Защитить от потерь, от разлук, от промозглого холода боли.
Но она погибает первой. От стервы-пули шальной.
То, что остаётся - привычка всего лишь.
Да и та могла бы стать оплотом озябшей душе,
Поддержать, обогреть, успокоить, когда тревожно.
Пережить эту зиму, устоять на крутом вираже.
Но пальцы сами лезут в огонь. И бегство становится невозможно
©
Простите, что вмешалась.
А стихотворение и правда прекрасно