Who born in Hell, will burn in Hell...
В моём Зазеркалье что-то молчат часы,
И стрелки не движутся, и не мурлычет кот.
И грех сам собой бросается на весы,
Страдая о том, что прощён чересчур легко.
В моём Зазеркалье привратники пьют вино….
Там, в общем, по-старому вот уже много лет.
И кто-то, чьё имя не важно уже давно,
Хранит нерождённые песни в своём столе.
Плетёт нерождённая дочка венок из роз.
Она так невинна в своём не-пути на свет!
И сыплется с веток яблони – серебро,
Застывшей росой оседая в сырой траве.
А в детских глазах – отраженье небес и льда.
Она, как и я – презревшая естество.
Она, как и я – придирчива и горда,
Решив не родиться больше ни у кого.
Там только – Зима и Весна, и другого – нет.
Забытые сказки – 'углем по бересте.
Там только – цветущие яблони, снег и след
Чего-то неясного, зыбкого в темноте.
©
И стрелки не движутся, и не мурлычет кот.
И грех сам собой бросается на весы,
Страдая о том, что прощён чересчур легко.
В моём Зазеркалье привратники пьют вино….
Там, в общем, по-старому вот уже много лет.
И кто-то, чьё имя не важно уже давно,
Хранит нерождённые песни в своём столе.
Плетёт нерождённая дочка венок из роз.
Она так невинна в своём не-пути на свет!
И сыплется с веток яблони – серебро,
Застывшей росой оседая в сырой траве.
А в детских глазах – отраженье небес и льда.
Она, как и я – презревшая естество.
Она, как и я – придирчива и горда,
Решив не родиться больше ни у кого.
Там только – Зима и Весна, и другого – нет.
Забытые сказки – 'углем по бересте.
Там только – цветущие яблони, снег и след
Чего-то неясного, зыбкого в темноте.
©